Антиквар - Страница 76

Ничего толкового не шло на ум, хоть тресни – где искать, как? К тому же с номером машины до сих пор загвоздка…

Так и не родив мало-мальски дельных мыслей по поводу всех тягостных загадок, он взял телефон:

– Глыба? Ты сегодня, часом, ничего… пэтэушного не планируешь? Вот и ладненько. У меня сегодня в гостях дама, так что побудь уж, если не трудно, ушибленным антинародными реформами бывшим профессором философии… Ну да, в таком ключе. Кстати, любопытные как, торчат? Нету? Ну, совсем хорошо…

…Дастархан Смолин готовил у себя в мансарде – не роскошный, но и отнюдь не напоминавший мимолетный банкет в подъезде на подоконнике. Коньячок откупорил, лимон порезал, поставил вверх ногами две антикварных стремянных чарочки с донышками в виде волчьих голов. Незаменимая штука в некоторых обстоятельствах – налитую до краев, ее уже невозможно поставить на стол, упадет, и все разольется, так что волей-неволей приходится пить до дна. Какое-то интересное предчувствие у него начало формироваться относительно гостьи: отчего-то на сей раз очаровательная звездочка журналистики вопреки своему обычному тинейджерскому стилю и юбку фасонную приодела, чуть ли не до колен, и блузка оказалась достаточно вычурной, и вся она была продуманная, словно в оперу собралась. С женщинами такие метаморфозы спроста не происходят.

А может быть, суровая действительность проще, подумал Смолин с усталым цинизмом, меленько пластая ветчину острейшим австрийским десантным кинжалом «Глок», прикупленным ввиду его исключительной полезности в домашнем хозяйстве. Может быть, майор Летягин эту красоточку и подослал, дабы выведала все, что возможно. Или, если не так пессимистично, девочка попалась шустрая, прекрасно сообразила, что напала на золотую жилу, проникла туда, куда посторонних пускают раз в сто лет, да и то по случайности. Вот и намерена преуспеяния для застолбить за собой хлебное местечко – со всей свойственной нынешней молодежи практичностью…

«А какая нам, собственно, разница?» – подумал он спокойно. Нам с ней детей не крестить, да и не влюбляться романтично, куда уж в наши-то годы, да и характерец у нас не тот… Мы люди простые, мы момент ловим…

Убедившись, что с сервировкой покончено, он на цыпочках подошел к лестничным перилам и прислушался. Внизу вольно и гладко, как русская народная песня в исполнении мастера своего дела, разливался тенорок Глыбы:

– Все великие цивилизации, не мешает вспомнить, гибли исключительно от внутренних противоречий, пусть даже в иных случаях и представлялось, что виной всему внешние факторы…

Смолин с уважением покачал головой, ухмыляясь в полумраке. Когда он приехал с Ингой, Глыба был неузнаваем: при стареньком, но опрятном костюмчике у него обнаружилась белейшая рубашка и галстук-бабочка, производивший впечатление настоящего, бархатного. Старый щипач держался безукоризненно, изъяснялся интеллигентнейше, как заправский профессор, без тени фальши или натянутости. Не зная, кто он на самом деле, и не подумаешь. Только теперь Смолин смог поверить, что старикан и в самом деле некогда общался на равных со всевозможной элитой раннего хрущевского периода, не будучи разоблачен или хотя бы заподозрен. Старая школа, господа мои, это вам не среднеазиатам впаривать однодолларовые бумажки с двумя грубо подрисованными носилками и не пирамиды основывать – индивидуальный подход к каждому отдельно взятому клиенту, безупречное лицедейство, игра по высшему классу. Вряд ли среди молодого поколения сыщется нечто хоть отдаленно подобное – они, наркошки хреновы, только и умеют, что в автобусе грабки распускать…

Спустившись по слегка поскрипывающей лестнице, Смолин сказал гостеприимно:

– Ну что же, прошу… Эдуард Валентинович?

Прекрасно понимавший подтекст текущего момента Глыба ответил непринужденно, с неким старомодным изяществом:

– Простите великодушно, Василий Яковлевич, но мне пора. Засиделся я что-то, а еще в автобусе трястись чуть ли не час, и на рабочем столе стопа книг. Экономические реформы Кромвеля мною еще совершенно не затронуты, а время поджимать изволит. Так что позвольте попрощаться…

Он деликатно склонил голову сначала перед Смолиным, потом перед Ингой, повернулся и прошествовал к выходу, поигрывая деревянной тростью с вычурным набалдашником из бронзы и белого пластика. Бесшумно притворил за собой дверь.

– Интересные у вас знакомые, – сказала Инга с явным уважением. – Он что же, профессор? Судя по первым впечатлениям…

– Доцент, – невозмутимо пояснил Смолин.

Трость сия была презентом Глыбе от кого-то из его старых корешей, доживавшего век в Шантарске на положении мирного пенсионера. Вычурная ручка в секунду отвинчивалась – и оказывалась рукояткой трехгранного стилета длиной сантиметров в пятнадцать, но, чтобы это обнаружить, пришлось бы совать вещичку под рентген…

– Вы, наверное, с массой интересных людей встречаетесь?

– Приходится, – сказал Смолин. – Работа такая. Пойдемте? Как говорится, чем богаты…

Он первым поднялся в мансарду и зажег свет. Инга остановилась на верхней ступеньке, завороженно озираясь.

– Ради исторической точности, это не я, – сказал Смолин. – Это прежний хозяин тут все придумал и устроил. Капитан дальнего плаванья, так что сами понимаете…

– Какая разница? Красота…

Она подошла к окну и надолго там замерла. Вид и в самом деле открывался великолепный: потемневшая к вечеру Шантара, могучая, величественная, левобережный город, причудливо освещенный уже садившимся за дальние горы солнцем, – этакий марсианский пейзаж из фантастики времен смолинского детства, о которой эта соплюшка наверняка и представления не имела…